Темпераментная Алла Сигалова выпустила за последнее время две премьеры. Первую — "Кармен" — не так давно в МХТ им. Чехова, вторую — "Мадам Бовари" — в Театре им. Пушкина. Порой трудно поверить, что эти спектакли поставлены одним и тем же человеком.
Алла Сигалова умеет представлять на сцене страсть. Это редкое и ценное умение. Но у Аллы Сигаловой есть и другое. Она умеет сделать так, что драматические артисты начинают говорить на сцене языком тела. Превращаются в сгусток энергии. Обретают то, что есть в самой Сигаловой, — великолепную волю к победе, неистребимый задор, неисчерпаемую сексапильность. Особенно если эти артисты — студенты. "Кармен" как раз со студентами-дипломниками и поставлена.
Спектакль идет на Новой сцене МХТ, такой крохотной, что страстям и разгуляться негде. Они тут скорее толпятся. Заполняют без остатка все тесное пространство. Пять девушек и десять парней рассказывают нам о свойствах страсти, не произнося ни слова. Влечение полов определяет каждое их движение. Можно было бы написать каждое душевное движение, но для спектакля Сигаловой это, в сущности, тождественные понятия. Она ставит спектакль про ЭТО, и, кажется, ничего иного для нее и нет. Есть только ЭТО. Но ЭТОГО вполне достаточно. В нем столько оттенков, переливов, перепадов от истомы к агрессии, столько притяжений-отталкиваний.
История исключительной женщины представлена тут как история каждой женщины, соблазнительницы и жертвы. Как история вечного соперничества. Тут танцуют танго даже когда сидят на месте. Даже когда музыка Бизе задает совершенно иной ритм. Даже при условии, что дуэт тут то и дело сменяется трио, а гетеросексуальные объятия — мужской потасовкой. Танго — это ведь есть запечатленные в танце страсть, соперничество и еще — ну да, конечно же — искушение. Даром, что ли, в самом начале все пять Кармен грызут по зеленому яблоку. Ох, недаром!
Зримо присутствующий на сцене библейский мотив не отменяет удивительной современности этой "Кармен", ибо герои поставленного Сигаловой студенческого спектакля — сами студенты. Или, проще говоря, — молодые люди, у которых кровь кипит в жилах, которые готовы на безрассудство, на глупость, на драку, на убийство… Только бы добиться желанной цели. В финале условное пространство вечной страсти превращается в пространство дискотеки. Один из Хосе наносит своей возлюбленной удар смертельной силы, но беднягу отпаивают, приводят в чувство прочие кармен, хосе и тореодоры. Ничего, с каждым может случиться. Гибель Кармен отменяется. А то всем бы нам не дожить до зрелых лет. Давайте отдохнем. Повзрослеем немного. Маэстро, медленный танец!
"Мадам Бовари" — это не танцевальные миниатюры. Это большой разговорный спектакль. Серьезное, так сказать, произведение. И темы тут вроде те же — страсть и молодость (даже артисты отчасти те же — некоторые из студентов рекрутированы в спектакль из дипломной "Кармен"), но все, что в "Кармен" захватывало и убеждало, тут повергает в уныние. Иногда вызывает усталую улыбку. Иногда смех.
Сценическая среда предельно абстрагирована — расходящиеся лучами белые перегородки с черными проемами дверей укреплены на вертящемся круге: когда Эмма окончательно погрязнет в долгах и страстях, перегородки опутаются черными толстыми веревками. В этой анфиладной карусели герои живут какой-то общагой и чуть что сбегаются на зов потерпевшего. Им (то есть ею) чаще всего оказывается конечно же сама Бовари. Героиня знаменитого романа Флобера (молодая звезда Пушкинского Александра Урсуляк) выглядит в спектакле Сигаловой взбалмошной девочкой, а чаще интердевочкой, страдающей одновременно — мизантропией, ипохондрией, неврастенией, эпилепсией и ярко выраженным рвотным рефлексом. Все эти многочисленные недуги госпожа Бовари в исполнении госпожи Урсуляк пытается лечить сеансами адюльтерного секса. Иногда помогает.
Прочие персонажи выглядят менее болезненно, но не менее водевильно. Крупногабаритный, несущий себя как дорогой рояль Рудольф (Андрей Сухов) и вовсе кажется вот-вот запоет опереточную арию, а путающееся у героев под ногами лицо от автора (Владимир Жеребцов) исполнит что-то в высшей степени попсовое. Но они не поют, а как и все прочие герои крайне неубедительно говорят словами Флобера о долгах, шелках и светских забавах, продолжая обманывать себя и других, что дело происходит не в шумной общаге, а в тихой французской провинции.
Зачем было тревожить тени великих предков (ведь именно на этой сцене шла когда-то "Госпожа Бовари" с великой Алисой Коонен), не очень ясно, так же как не ясно, зачем вообще понадобился Сигаловой роман Флобера. Не для того же, в самом деле, чтобы трактовать обворожительную порочность Эммы как банальную похотливость. Этого добра на нашей сцене и без Эммы хватает.
Сей беспомощный опус талантливого хореографа можно было бы счесть забавным недоразумением, если бы не знать, что восемьдесят процентов всего московского репертуара представляет собой ровно такое же недоразумение. Страсть тут умеют представлять единицы, пошлость — едва ли не каждый первый. Кажется, Сигалова решила стать из исключения правилом. Это неправильно. Это очень, очень печально.