Посетите выставку

Выставка, открывшаяся в Музее личных коллекций, необычна во всех отношениях. По музейным меркам эта коллекция молода — ей всего двенадцать лет, но молодые ее владельцы Мария Салина и Сергей Кривошеев демонстрируют в ней, во-первых, пример «интеллигентного коллекционирования», а во-вторых, свой, оригинальный подход. Собиратели обратили свое внимание на первую треть ХХ века, не упустив из виду того, что этот период — переломная точка в истории искусства. На выставке столкнулись параллельные, но совершенно несхожие процессы: роскошное увядание изобразительного искусства и рождение авангарда. Чтобы почувствовать эти сдвиги, стоит увидеть развешанные рядом нежные акварельки Фонвизина про дам в кринолинах и пляску геометрических фигур на картинах Малевича, благообразных прилизанных крестьян Билибина и дающих почти физическое ощущение мощи сказочных персонажей Гончаровой.

Другая особенность этой коллекции в том, что состоит она в основном из графики. Картина, результат исканий автора, интересует собирателей меньше, чем эскизы и наброски — творческая кухня художника. Так, видно, что Малевич временами был подвержен самоиронии — в карандашный контур квадрата он вписал слова «Драка на бульваре». А может, это был ответ на вопрос зрителя-традиционалиста о том, что он изобразил на своей картине? Так или иначе, но мы видим концептуальное произведение, мимоходом созданное задолго до появления самого термина «концептуализм». Или, к примеру, про ученика Малевича Эдуарда Криммера понятно, что он никак не мог определиться: геометризованная крестьянка стоит у него в реалистической пшенице. А вот ранние пейзажи бунтаря Ларионова — в них он еще не брался шокировать обывателя.

Скульптурная часть выставки тоже непроста. Ведь у многих авторов, после революции удачно вписавшихся в советский художественный процесс, было декадентское прошлое. Глядя на «Самсона и Далилу» Николая Андреева, осознаешь, что портретный цикл «Лениниана» и фриз «Времена года» на фасаде «Метрополя» сделал один и тот же человек. А Крандиевская, выполнившая в 30-е серию гипсовых спортсменов для советских парков, и в 1959 не забыла своего парижского педагога Бурделя, в чем убеждает ее «Икар».

Помимо хрестоматийных имен в собрании есть и работы менее известных авторов — так сказать, художественный фон эпохи. Это, например, Жюль Паскин — друживший с Модильяни болгарский эмигрант трагической судьбы (четыре его работы коллекционеры передали в дар музею). Или художник Григорьев, про которого однажды жестоко сказал критик Пунин: «Он никогда не поднимется… его душа украдена еще в колыбели». Сказал — и был не вполне прав. Душу-то Григорьев вложил — пусть не собственную, а своего времени. Просто оценить вполне это стало возможным лишь спустя столетие.

Бэлла Акова